Сьюзан, его любимая, умирала у него на глазах:
А он смотрел. Его руки держали по два дюжих крестьянина
с каждой стороны, шею его стиснул тяжелый и ржавый железный
ошейник. А она умирала. Даже сквозь плотную вонь от костра
Роланд различал сырой запах ямы... и видел цвет своего
собственного безумия. Сьюзан, прелестная девушка у окна,
дочка табунщика. Она чернела, обугливаяясь в огне. ее кода
трескалась.
--- Мальчик, --- кричала она. --- Роланд, мальчик!
Он рванулся, увлекая за собой своих стражей. Железный
ошейник врезался в шею, и Роланд услышал, как из горла его
рвется скрежещущий, сдавленный хрип. В воздухе разлился
тошнотворный сладковатый запах поджпренного мяса.
Мальчик смотрел на него из окна высоко над двором, из того же
окна, где когда-то сидела Сьюзан --- та, которая научила его
быть мужчиной, --- сидела, напевая старинные песни: "Эй,
Джуд", и "Свободу большой дороги", и "Сто лиг до Банберри
Кросс". Мальчик стоял у окна, точно статуя алебастрового
святого в соборе. Глаза его были из мрамора. В лоб Джейка
вонзались шипы.
Стрелок ощутил, как из самых глубин нутра рвется сдавленный,
режущий горло вопль, означавший начало безумия.
--- Н-н-н-н-н-н-н-н...
Роланд вскрикнул и проснулся --- пламя костра обожгло его. Он
сел рывком, все еще ощущая присутствие страшного сна где-то
рядом. Кошмар не развеялся с пробуждением: он душил стрелка,
как железный ошейник, который сжимал его шею в том сне.
Поворачиваясь и вертясь, он нечаянно попал рукою в гаснущие
угольки костра. Он поднес руку к лицу, буквально физически
ощущая, как сон улетает прочь, оставляя только застывший
образ мальчика, Джейка, белый, как штукатурка. Святой для
демонов.
--- Н-н-н-н-н-н-н...
Он огляделся в таинственном сумраке ивовой рощи.
Револьверы его были уже наготове. Его глаза --- точно алые
амбразуру в последних отблесках от костра.
--- Н-н-н-н-н-н-н...
Джейк.
Стрелок вскочил на ноги и побежал. Горький круг луны уже
поднялся в ночном небе, и след Джейка был явственно виден в
росе. Стрелок нырнул под первые ивы, перебрался чнрез ручей,
подняв брызги, и взобрался на тот берег, скользя по мокрой
траве (даже сейчас тело его наслаждалось этой свежею
влагой). Ветви ив, точно розги, хлестали его по лицу.
Деревья здесь росли гуще и не пропускали лунного света.
Стволы поднимались кренящимися тенями. Трава, теперь высотой
до колен, била его по ногам. Полусгнившие мертвые ветви
тянулись к нему, пытаясь схватить за голени, за cojones.
Стрелок на мгновение замер, вскинув голову и принюхавшись к
воздуху. Ему помогло дуновение ветерка. Мальчик, конечно же,
не благоухал. Как, впрочем, и сам стрелок. Ноздри стрелка
раздувались, как у обезьяны. Он различил слабый запах ---
маслянистый и безошибочный запах пота. Он рванулся вперед,
сквозь бурелом и сухой валежник, сквозь куманику и завалы
упавших веток --- бегом по тоннелю под нависающими ветвями
ив и сумаха. Вперед. Задевая плечами древесный мох,
цеплявшийся за одежду унылыми серыми щупальцами.
Он продрался сквозь последнюю баррикаду из сплетенных
ивовых ветвей и выбрался на поляну, открытую звездам. Самый
высокий пик горной гряды белел, точно череп, на невозможной
высоте.
Круг из высоких и черных камне стоял на поляне. В лунном
свете они походили на какую-то сюрреалистическую ловушку для
диких зверей. В центре его была каменная плита... алтарь ---
очень старый, поднимающийся из земли на могучем плече
базальта.
Перед ним стоял мальчик, дрожа и раскачиваясь взад-вперед.
Его руки трясли, словно через низ пропустили электрический
ток. Стрелок резко выкрикнул его имя, и Джейк ответил ему
неразборчивым возгласом отрицания. Лицо мальчика было как
смазанное пятно, почти полностью загороженное левым его
плечом: испуганное и восторженное одновременно. И было в нем
что-то еще.
Стрелок вступил в круг камней, и Джейк закричал, отшатнувшись
и вскинув руки. Теперь лицо его было видно отчетливо, и
стрелок разглядел на нем ужас и страх, перекрываемые почти
мучительною гримасой наслаждения.
Стрелок ощутил, как оно прикоснулось к нему: дух оракула.
Суккуб. Чресла его вдруг наполнились жаром --- мягким и все
же жгучим. Голова закружилась, язык как будто распух во рту
и стал каким-то болезненно чувствительным даже к слюне, его
обвалакивающей.
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, стрелок
вытащил из кармана полусгнившую челюсть, которую носил с
собой с того дня, когда он нашел ее в логове Говорящего
Демона на дорожной станции. Он не думал о том, что он
делает, но это его не пугало --- он привык повиноваться
своим инстинктам. Стрелок выставил челюсть перед собою, эту
истлевшую кость, застывшую в доисторическом оскале. Пальцы
второй руки, указательный и мизинец, сами собою сложились
рожками --- в древнем знаке оберега от дурного глаза.
Поток чувственности отхлынул, точно кто-то раздвинул рывком
тяжелую пелену.
Джейк снова вскрикнул.
Стрелок подошел к нему, выставив челюсть перед пустыми,
невидящими глазами мальчишки. Влажный всхлип боли. Джейк
попытался отвести взгляд и не смог. Внезапно глаза его
закатились, остались видны лишь белки. Джейк упал. Обмякшее
тело его глухо ударилось о землю, одна рука почти что
коснулась каменного алтаря. Стрелок опустился на одно колено
и взял его на руки. Мальчик был на удивление легким; за
долгий их путь по пустыне он высох, как лист в ноябре.
Роланд буквально физически ощутил, как дух, обитающий в
каменном круге, заметался в ревнивом гневе --- у него
отобрали добычу. Как только стрелок вышел из круга, это
буйство разочарованной ревности разом исчезло. Он отнес
Джейка обратно в лагерь. К тому времени судорожное
беспамятство мальчика перешло в крепкий сон. Стрелок на
мгновение замер над серыми останками выгоревшего костра.
Лунный свет, омывающий лицо Джейка, снова напомнил ему о
святом из церкви, о неведомой алебастровой чистоте. Внезапно
он обнял паршинку, вдруг осознав, что он любит его. И тут
ему показалось, что он почти явственно слышит смех человека
в черном. Откуда-то сверху, издалека.
Джейк звал его. Так стрелок и проснулся, разбуженный этими
криками. Вчера ночью он крепко-накрепко привязал парнишку к
одному из ближайших кустов, и теперь мальчик был встревожен
и возмущен. Судя по солнцу, было уже девять-тридцать.
--- Зачем вы меня привязали? --- с обидой и
негодованием в голосе спросил Джейк, когда стрелок развязал
крепкий узел на одеяле. --- Я вовсе не собирался от вас
убегать!
--- Один раз ты уже убежал. --- Стрелок улыбеулся,
когда у парнишки вытянулось лицо. --- Мне пришлось даже
вставать и тебя догонять. Ты ходил во сне.
--- Правда? --- Джейк поглядел на него с подозрением.
Стрелок только кивнул и, вытащив из кармана челюсть, поднес ее
к лицу Джейка. Тот отпрянул, закрывшись руками.
--- Вот видишь?
Джейк, смутившись, кивнул.
--- Мне сейчас нужно будет уйти. Может так получиться,
что меня не будет весь день. Так что слушай меня, малыш. Это
важно. Если я не вернусь до заката...
На лице Джейка промелькнул страх.
--- Вы меня бросаете!
Стрелок только пристально поглядел ан него.
--- Нет, --- чуть погодя сказал Джейк. --- Кажется,
нет.
--- Я хочу, чтобы, пока меня не будет, ты оставался
здесь. И если ты вдруг почувствуешь что-то странное... что-
нибудь подозрительное... просто возьми эту кость и не
выпускай из рук.
Ненависть и отвращение на лице Джейка смешались с каким-то
непонятным смущением.
--- Нет, я не смогу... не смогу и все.
--- Сможешь. Придется смочь. И собенно --- после
полудня. Это очень важно. Ты понял?
--- Зачем вам куда-то идти? --- всхлипнул Джейк.
--- Просто так нужно.
Стрелок вновь уловил в глазах Джейка словно бы отблеск стали -
-- заворащивающий, загадочный, как рассказ мальчика про
неведомый город, где дома так высоки, что их верхушки в
полном смысле этого слова скребут по небу.
--- Ладно, --- сказал Джейк.
Стрелок осторожно положил челюсть на землю рядом с остывшим
кострищем. Она ухмылялась в высокой траве, точно какое-
нибудь истлевшее ископаемое, которое снова увидело дневной
свет посли ночи длиною в пять тысяч лет. Джейк не глядел на
нее. Лицо мальчика было бледным и жалким. Стрелок даже
подумал, не лучше ли будет ему усыпить паренька и
расспросить его обо всем, что случилось с ним в круге
камней, но потом рассудил, что он немногого этим добьется.
Он хорошо понимал, что дух из круга камней, вне всяких
сомнений, демон и вполне вероятно --- оракул. Демон,
лишенный формы и тела; безликая сексуальная аура, наделенная
даром провидеть будущее. Ему вдруг подумалось не без
язвинки, уж не душа ли это Сильвии Питтстон, той необъятной
толстухи, чье мелочное торгашенство религиозными
откровениями и привело к столь трагичной развязке в Талле...
но стрелок понимал, что нет. Камни круга дышали древностью -
-- обиталище демона, обозначенное задолго до начала истории
этого мира. Однако стрелок знал и то, что из себя
представляет этот древний оракул, и был уверен, что мальчику
не придется воспользоваться костяным мойо, оберегом. Голос и
разум пророчицы будут заняты им, стрелком. Более чем. А ему
нужно было узнать кое-что, несмотря даже на риск... а риск
был, и немалый. Ради Джейка, ради себя самого ему нужно было
узнать.
Стрелокоткрыл свой кисет, порывшись в табаке, извлек оттуда
отрывочек белой бумаги, аккуратно свернутый в крошетный
пакетик, взвесил его в ладони, обвел рассеянным взглядом
небо. потом развернул бумажку и опрокинул в ладонь
содержимое --- маленькую белую таблетку с пообтершимися за
годы странствий краями.
Джейк с любопытством взглянул на нее.
--- Это что?
Стрелок издал короткий смешок.
--- Философский камень. корт часто рассказывал нам о
том, как древние боги решили поссать над пустыней, и так
получился мескалин.
Джейк только смотрел на него, недоумевая.
--- Такое зелье, --- пояснил стрелок. --- Только не то6
которое усыпляет. Которое, наоборот, не дает уснуть.
--- Как ЛСД, - мальчик кивнул, и взгляд его снова стал
озадаченным.
--- А что это? --- спросил стрелок.
--- Я не знаю, --- ответил Джейк. --- Просто слово
всплыло. Это, наверное, оттуда... ну, вы понимаете. Оттуда,
что было раньше.
Стрелок кивнул, но все же он про себя сомневался. Он никогда
не слыхал, чтобы мескалин называли так: ЛСД. Этого не было
даже в древних книгах Мартена.
--- А это вам не повредит? --- спросил Джейк.
--- До сих пор не вредило, --- уклончиво отозвался
стрелок и понял сам, что ответ его прозвучал не особенно
убедительно.
--- Мне это как-то не нравится.
--- Не бери в голову.
Стрелок опустился на корточки, подхватил бурдюк, отхлебнул
воды и проглотил таблетку. Как всегда, реакция наступила
мгновенно: рот, казалось, переполнился слюной. Стрелок
уселся перелд потухшим костром.
--- А когда он на вас подействует? --- спросил Джейк.
--- Не сразу. Помолчи пока, ладно?
И Джейк замолчал. Он сидел тихо, и только во взгляде его
читалось неприкрытое подозрение, пока он наблюдал, как
стрелок совершает неспешный свой ритуал: чистит револьверы.
Стрелок убрал револьверы в кобуры.
--- Сними рубашку, Джейк, и дай ее мне.
Джейк с явною неохотой стянул через голову свою повылинявшую
рубашку и отдал ее стрелку.
Стрелок достал иголку, которую всегда носил при себе в боковом
шве джинсов, и нитки --- из пустой ячейки в патронташе --- и
принялся зашивать длинную прореху на рукаве рубашки.
Закончив, он отдал рубаху Джейку и тут же почувствовал, что
мескалин начинает действовать: желудок стянуло, а все тело
как будто свело судорогой.
--- Мне пора, --- он встал.
Мальчик тоже приподнялся; по лицу его прошла тень
беспокойства, а потом он сел обратно.
--- Вы там поосторожнее, --- сказал он. --- пожалуйста.
--- Не забывая про челюсть.
Проходя мимо, стрелок положил руку на голову Джейку и потрепал
его по волосам, светлым6 цвета созревающей кукурузы.
Испуганный собственным жестом, стрелок коротко хохотнул.
Джейк смотрел ему вслед с улыбкой, от которой становилось
как-то не по себе, смотерл, пока стрелок не скрылся из виду
в сплетении ив.
Стрелок же направился неторопливо к кругу камней,
остановившись по пути всего лишь раз, чтобы напиться
прохладной воды из ручья. Склонившись к воде, он увидел свое
отражение в крошечной заводи, обрамленной зеленым мхом и
плавучими листами кувшинок; на мгновение замер, глядя на
себя, зачарованный, как Нарцисс. Мыслительные его реакции
начинали уже перестраиваться, течение мыслей замедлилось,
задерживаясь на кажущимся уселении побочных оттенков
значения всякой идеи, каждого импульса восприятия. Вещи
начали приобретать значение и весомость, прежде сокрытые.
Стрелок помедлил еще мгновение, потом поднялся и вгляделся в
сплетение ив. Солнечный свет сочился между золотистыми, как
будто пыльными стволами. Стрелок еще постоял, наблюдая за
игрою пылинок и крошечных мошек, потом пошел дальше.
Прежде это снадобье частенько его раздражало: "эго" его,
слишком сильное (или, может быть, слишком простое), всегда
восставало против того, чтобы его затеняли, отодвигали на
задний план, делая мишенью для более чутких, более
проникновенных эмоций --- они щекотали его, как кошачьи усы.
Но на этот раз ему было спокойно. И это было хорошо.
Он вышел на поляну, вступил в круг, встал там, позволив
своим мыслям течь свободно. Да, теперь оно подступало
быстрее, настойчивей, жестче. Трава резала глаз своей
зеленью; казалось, стоит только коснуться ее рукой, и рука
тоже окрасится в зеленый. Он еле сдержал шаловливый импульс
--- попробовать.
Но оракул молчала --- голоса не было. Не было и
сексуального возбуждения.
Он подошел к алтарю и застыл на мгновение перед ним.
Мыслить связно стало почти невозможно.Зубы во рту ощущались
как-то не так --- как не свои. Мир преисполнился светом.
Слишком много света. стрелок взобрался на алтарь и лег там,
растянувшись. сознание его превратилось в дремучие дебри,
мысли --- в причудливые растения, которых он в жизни не
видел и даже не подозревал, что такие бывают: сплетение ив
на берегах мескалиного ручья. Небо стало водою, и он
воспарил над водой. От одной только мысли голова у него
закружилась, но это казалось уже незначительным и далеким.
Внезапно ему вспомнились строчки из одного древнего
стихотворения, на этот раз --- не детские стишки, нет. Его
мама боялась зелья и неизбежной потребности в нем (как
боялась она и Корта, и его обязанности бить мальчишек).
Стихи эти дошли до них из одного из Убежищ к северу от
пустыни, где до сих пор еще люди живут в окружении
механизмов, которые в основном давно уже не работают... а
те, что работают, иногда пожирают людей. Строки кружились в
сознании, напоминая ему --- безо всякой связи, как это
обычно бывает при мескалиновом наплыве --- о снежинках
внутри стеклянного шара, который был у него в детстве, такой
таинственный и даже чуть-чуть нереальный:
Туда заказан людям вход.
Там, за пределом черных вод ---
Глубины ада...
В деревьях, нависающих над алтарем,проступали лица. Он
смотрел на них, как зачарованный, немного рассеянно и
отрешенно: вот --- дракон, зеленый и извивающийся, вот ---
древесная нимфа, дриада, с манящими руками-ветвями. Вот -
живой череп, расплывающийся в ухмылке. Лица. Лица.
Внезапно трава на поляне затрепетала, склонилась.
Я иду.
Я иду.
Смутное возбуждение в глубинах плоти. Не слишком ли далеко я
зашел, успел еще подумать стрелок. А все начиналось с того,
как они со Сьюзан валялись в душистом сене. И вот что
теперь.
Она прижалась к нему: тело, сотканное из ветра, груди ---
из неожиданного аромата жасмина, благоухания роз и
жимолости.
--- Пророчествуй, --- сказал он. во рту появился
противный металлический привкус.
Вздох. Тихий всхлип. Чресла стрелка напряглись,
затвердели. Лица склонялись к нему из листвы, а за ними
виднелись горы --- суровые, безжалостные, с оскаленными
зубами вершин.
Тело, к нему прильнувшее, вдруг заерзало, пытаясь его
побороть. Он почувствовал, как его руки сами сжимаются в
кулаки. Она наслала ему видение. Пришла к нему в облике
Сьюзан. Это Сьюзан лежала сейчас на нем. Сьюзан, прелестная
девушка у окна, которая ждала его, распустив волосы по спине
и плечам. Он отвернулся. Но и лицо ее повернулось тоже.
Розы, жимолость и жасмин, прошлогоднее сено... запах
любви. Люби меня.
--- Предсказывай. Говори.
Пожалуйста, плакала оракул. Почему ты такой холодный?
Здесь все так холодно...
Руки скользили по телу стрелка, дразнили его, разжигали
огонь. Тянули. подталкивали. Черная щель. Предельное
сладострастие. Влажное, теплое...
Нет. Сухое. Холодное. Мертвое и стерильное.
Сжалься, стрелок. О, пожалуйста. Прошу тебя. Умоляю о
милости! Сжалься!
--- А ты бы сжалилась над мальчиком?
Какой еще мальчик?! Не знаю я никакого мальчика. Мне нужен
не мальчик. Пожалуйста. Я прошу.
Жасмин, розы, жимолость. Прошлогоднее сено, где еще
теплится дух летнего клевера. Масло, пролитое из древних
урн. Бунт плоти.
--- После, --- сказал он.
Сейчас. Пожалуйста. Сейчас.
Он позволил сознанию своему развернуться, протянуться к
ней, но только --- сознанию, разуму, который есть полная
противоположность чувствам. Тело, над ним нависающее, вдруг
замерно и словно бы закричало. Что-то дернулось между
висками --- что-то развратное, грязное. Мозг стал веревкой,
серой и волокнистой, натянутой. На несколько долгих
мгновений все как будто застыло в безмолвии. Не было слышно
ни звука, только тихое дыхание стрелка и легкое дуновение
ветра, под которым лица в листве дрожали и строили рожи,
ехидно подмигивая ему. Даже птицы умолкли.
Ее хватка ослабла. Снова раздались рыдания и вздохи.
Нужно действовать быстро, иначе она уйдет, ибо остаться
теперь означает ослабнуть: раствориться опять в
бестелесности. По-своему, может быть, умереть. Он уже
чувствовал, как она отступает, ускользает из круга камней.
Трава на поляне клонилась под ветром, и рябь на ней
расходилась вымученным узором.
--- Пророчествуй. --- Одно только суровое слово.
Тяжелый, усталый вздох. Он уже был готов сжалиться над
нею, выполнить ее просьбу. И он бы, наверное, так и сделал,
если б не Джейк. Если бы он опоздал вчера ночью, сейчас
Джейк был бы мертв. Или сошел бы с ума.
Тогда усни.
--- Нет.
Тогда пребывай в полусне.
Стрелок поднял глаза к лицам в листве. Там шло представление:
целое действо ему на забаву. Миры возникали и рушились у
него на глазах. На слепящем песке вырастали Империи --- там,
где вечные механизмы усердно трудились в припадке неистового
электронного сумасшествия, --- Империи приходили в упадок.
Империи рушились тоже. Вращение колес, что трудились
бесшумно и бесперебойно, потихонечку замедлялось. Колеса уже
начинали скрипеть и визжать, а потом останавливались
навсегда. Желоба концентрических улиц, окованных в листы
нержавеющей стали, заносило песком под темнеющими небесами,
полными звезд, что сверкали , как бусинки из холодных камней-
самоцветов. И сквозь все это несся ветер --- замирающий
ветер перемен, пропитанный запахом корицы, запахом позднего
октября. Мир изменился. Мир сдвинулся с места. И стрелок
наблюдал, как меняется мир.
В полусне.
